Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова

— Серёженька, — подобрала слова мать, — после смерти близкого человека, тем более матери, свадьбы не гуляют.

— Бред! — брякнул Сергей.

— Ну, ты сам рассуди, девушка хоронит мать, да ещё и самоубийцу, а после как ни в чём не бывало в ЗАГС? Траур наступает. Придётся свадьбу на год отложить, — категорично заявила Екатерина Николаевна. Она всегда со рвением чтила традиции.

— Вот ещё! — разозлился Сергей — Не кошмарь меня, мамуля. Я и так год жду, почти год. А посиделки свои кабацкие отменяй. Я тебе сразу сказал: потеть и целоваться под пьяные вопли «горько» — тема не моя. И вообще, эти невесты в тюле, раскатывающие по городу с цветочками в руках, с детства меня достали. — Мать упала на худые колени сына и зарыдала, тот погладил её по седой не по возрасту голове и добавил: — Мы распишемся — и в путешествие. Это не обсуждается. Собери-ка мне, родная, собойку. Я в столицу погнал. Снежку надо спасать, она опять отца потеряла удачно.

II

Святая Мария Магдалина, равная апостолам. Глаза её видели Христа. Уста её возвестили: «Христос воскрес!» А в ладонях её куриное яйцо стало пасхальным, обагрившись невинной кровью Агнца.

Под покровом небольшого храма, выстроенного в её честь на окраине столицы, собралась уйма народа. Одна часть скорбящих — люди из научных кругов: немолодые мужчины, все как один одетые в отечественные костюмы устаревших фасонов. Они прибыли на отпевание своей коллеги, к тому же дочери великого профессора. Ничего другого, более привычного в научной среде, например краткий траурный митинг на кладбище и паровозиком следующий за ним калорийный обед в поминальном зале кафе, люди из научных кругов не знали. Поэтому сегодня господа, а недалёком прошлом товарищи учёные суетились и оглядывались по сторонам. Казалось, святые лики на стенах храма вводили их в неприятный конфуз. Иконы старинные — глаза проникновенные, заглядывают в самую душу, пробуждают совесть. А какому достойному учёному с диссертацией и еженедельной колонкой в толстом журнале захочется вот так вдруг душу наизнанку выворачивать?

Другая часть скорбящих — студенты, друзья единственного сына новопреставленной. Они пожирают глазами величественные стены храма, глаза их полны восхищения, подобного тому, которое они испытали в детстве, впервые очутившись в планетарии. Некоторые из них, яснолицые девушки, раздают свечи участникам похоронной церемонии, осеняя себя крестным знаменем, и чувствуют себя как рыбы в воде. Было бы несправедливо не упомянуть и соседей и некоторых одноклассников покойной, которые организовались в руководящую силу и то и дело дают советы распорядителям похорон, супругам Задорожным, близким друзьям усопшей. Отчего Задорожная выгибает спину, как разъярённая кошка.

В церковном дворике благоухают ковры махровых тюльпанов и пенится сирень. Сюда змейками заползают скорбящие, чтобы полной грудью вдохнуть сотни оттенков весеннего аромата. Распорядительница похорон тоже выбегает и закрывает лицо платком, чтобы никакой из векторов самоорганизованной руководящей силы не посмел бы приставать к ней с новыми пожеланиями и советами. Но с первым же словом батюшки она снова превратилась в начальницу и построила всех скорбящих, у кого рассеивался или даже глупел взгляд.

Батюшка, человек совершенно седой, но крепкий, взмахнул кадилом, и синий дымок полился на гроб. Бывший муж покойной, которого не помнили уже в научных кругах, зарыдал с такой силой, что плечи его сотряслись, но свеча в руке не гасла. Соболезнования Слава Кисель получал с самого утра, слова утешения полноводной рекой омывали его, угрюмого, как мёртвый берег.

Упокойся раба Божия Варвара в блаженных селениях.

У самого гроба, плечом к плечу с рыдающим Киселем, стоит юноша, самый высокий из участников церемонии. Он бледен, как погребальный шёлк, а под глазами его лежат тени. Это сын новопреставленной и Славы Киселя, Александр Дятловский. Юноша не отрывает взгляда от лица своей матери. Кажется, он так и не поверил в её смерть.

Его спину поддерживает мужчина лет сорока приятной наружности, супруг главной распорядительницы. Лицо его по рождению доброе и симпатичное, но взгляд сосредоточен до предела. Сама распорядительница тоже сосредоточена, хлопоты не дают ей поскорбеть так, как просит душа. Даже сейчас, когда хор возвышает к небесам молитву «Со святыми упокой…», она смотрит на распахнутые двери, подозревая, что два представителя научной элиты, которые делают маленькие ритмичные шаги назад, на самом деле не уступают свои выгодные места соседям, а пятятся к выходу.

Алла Задорожная не подозревает, что за ней тоже ведётся наблюдение. Исследуют её платье, туфли, кольцо с чёрной жемчужиной на безымянном пальце и даже чёрный лак на пальцах. Учёные разошлись во мнениях: кем она приходится покойной, сестрой или подругой? Но, в сущности, оба предположения были верными.

Упокойся раба Божия Варвара в блаженных селениях.

Слава богу, молитвами батюшки и участников хора народ присмирел и устремил взоры свои от мирского к горнему. Пламя поминальных свечей сливается с Невечерним Божественным Светом.

Упокойся раба Божия Варвара в блаженных селениях.

Позади скорбящих, у самой стены храма, ютится неприметная на первый взгляд пара: поседевший плотный мужчина, который опирается на худенькую девушку, одетую в чёрную шаль. Он порывисто дышит и еле держится на ногах, как будто бы болен. Она похлопывает его по сгорбленному плечу и изредка что-то шепчет. Всякий раз, когда батюшка просит у Господа милости для новопреставленной, поседевший мужчина поднимает больные горем глаза и крестится, а спутница его роняет слёзы.

В одно мгновение угасли молитвы и свечи. Гроб обступили родные и близкие усопшей, чтобы в последний раз прикоснуться к ней. Первым к белому венчику на лбу припал Слава Кисель и зарыдал во весь голос. Алла кусала губы и следила за минутами. Наконец два служителя церкви нежно обняли безутешного супруга и выволокли его в церковный дворик. На скамье, в тени ветвистых кустов китайской розы, Славу умыли и напоили святой водой. Вот и слава богу!

С подругой Алла прощалась тяжело. Прижав руку к груди, она шагнула к гробу. Тысячный раз она упрекнула себя, что в тот последний тёплый вечер не увезла Леру. Коснувшись губами фарфорового лба, Алла впервые за эти трагические дни плачет, как будто в груди прорвался созревший нарыв из собственных проклятий, как будто подруга простила её и утешает, как прежде. Приятный мужчина оторвался от подопечного и ринулся к супруге. Ему показалось, что она теряет землю под ногами. «Алла, мы же договорились… подумай о малыше», — прошептал он, прижимая жену к своей груди.

— Мама, — расплакался как ребёнок внук великого профессора, оставшись без опеки Константина Задорожного. Он схватил за плечи свою мать и запричитал: — Всё кончилось, пошли домой…

К счастью, никто из присутствующих, кроме самых близких, не разобрал ни одного его слова, иначе Александра сочли бы сумасшедшим. И правда, ему казалось, что мама опять уезжает и оставляет его на бабушку, так обидно и так хочется сесть к маме в рейсовый автобус.

Завидев хлюпающего носом Альку, Алла тут же пришла в себя. Вдвоём с Костей они ринулись к родному мальчику и зависли над ним, как орлы над своим хныкающим птенцом.